Профессор Иван Ильин. ЧТО ЗА ЛЮДИ КОММУНИСТЫ? Часть 3-я

Печать
Долгіе годы непосредственнаго наблюденія и изученія подлинныхъ матеріаловъ убѣдили меня въ томъ, что русскіе коммунисты мало чѣмъ отличаются отъ западно-европейскихъ: это явленіе общечеловѣческаго религіознаго кризиса, это люди одной эпохи, одного поколѣнія, одного идеологическаго уклада, сходнаго душевнаго настроенія, сходнаго соціальнаго происхожденія, сходной морали и единой политики. Недаромъ на верхахъ русской коммунистической партіи было такъ много иностранцевъ и полуиностранцевъ; недаромъ руководители совѣтской революціи еще до ея наступленія то и дѣло «удирали» заграницу, посиживали въ библіотекахъ, послушивали кое-какія лекціи, напитывались Марксомъ, Энгельсомъ, Каутскимъ, Бебелемъ и развязывая себѣ «руки» чтеніемъ о французской революціи и почитываніемъ Ницше (послѣдняго періода).

Но главное, что единитъ ихъ всѣхъ — это полная неспособность къ самостоятельному мышленію. Это относится къ нимъ ко всѣмъ: русскимъ, полякамъ, нѣмцамъ, французамъ, итальянцамъ и англичанамъ. Они совершенно неспособны къ самостоятельному наблюденію и изслѣдованію. Они получаютъ свое «ученіе» въ готовомъ видѣ, въ каче/с. 507/ствѣ «догмы», которую они принимаютъ разъ навсегда на вѣру. По существу, это догма Маркса, теоретически обоснованная имъ въ «Капиталѣ», практически развернутая имъ въ статьяхъ и брошюрахъ. Подготовка коммуниста состоитъ въ усвоеніи этого чужого готоваго умственнаго препарата и въ натаскиваніи ума на революціонное толкованіе его (эволюціонное толкованіе дастъ «соціалъ-демократа», меньшевика). Самому партійцу не позволяется думать объ основахъ; умственная самодѣятельность немедленно породитъ должное толкованіе, «уклонъ» или ересь.

Итакъ, коммунистъ воспитывается на дедуктивномъ мышленіи. Изъ дедукціи, индукціи и интуиціи — онъ разъ навсегда присягаетъ дедукціи: это мышленіе, особенно, если оно исходитъ изъ чужой мысли, является самымъ легкимъ, самымъ пустопорожнимъ, отвлеченнымъ, мертвымъ и пассивнымъ. Индукція наблюдаетъ дѣйствительность, собираетъ единичныя данныя и пытается найти законы бытія. Интуиція созерцаетъ живую жизнь, вчувствуется въ нее и пытается узрѣть ея основы и истоки. Дедукція знаетъ все заранѣе: она строитъ систему произвольныхъ понятій, провозглашаетъ «законы» владѣющіе этими понятіями и пытается навязать эти понятія, «законы» и формы — живому человѣку и Божьему міру. Сначала они навязываются въ истолкованіи явленій и въ пониманіи жизни; а потомъ (революція!) они навязываются людямъ и народамъ въ порядкѣ властныхъ велѣній насилія и террора.

Такое дедуктивное мышленіе есть величайшій соблазнъ въ человѣческой культурѣ: соблазнъ отреченія отъ живого опыта; соблазнъ самоослѣпленія и мыслительной пассивности; соблазнъ умственнаго порабощенія, покорности и униженія. Тотъ, кто хочетъ вѣрно понять современную революцію, тотъ долженъ увидѣть, что въ основѣ ея лежитъ власть дедукціи. Такъ, Ленинъ всю жизнь думалъ дедуктивно, усвоивъ догму марксизма въ ея революціонномъ истолкованіи и послѣднее крупное сочиненіе его, писанное въ 1917 году во время укрыванія на крейсерѣ «Аврора», — «О государствѣ» — поражаетъ читателя своей безплодностью и безпредметностью: оно посвящено дедуктивному издѣвательству надъ тѣми, кто смѣетъ толковать Маркса не революціонно, а эволюціонно... Эта книга написана умственнымъ рабомъ, о которомъ пророчески сказано у Аристотеля: «рабъ отъ природы тотъ, кто пріобщенъ разуму лишь настолько, чтобы понимать чужія мысли, но не настолько, чтобы имѣть свои»... И вотъ, Ленинъ, рабъ отъ природы, высиживая на «Аврорѣ» послѣдніе сроки и готовя русскому народу и всему міру невиданное въ исторіи нападеніе и государственное порабощеніе, является намъ, какъ одержимый волевымъ зарядомъ и жаждою власти политическій разбойникъ. Вотъ откуда у коммунистовъ это возвеличеніе Спартака, раба и гладіатора, предводителя 70.000 возставшихъ римскихъ рабовъ, который надѣлалъ римскому правительству столько хлопотъ и погибъ вмѣстѣ со своимъ войскомъ въ 71 году до Р. Хр.

Ленинъ много читалъ: но «многознаніе не научаетъ имѣть умъ» (Гераклитъ). Ленинъ много читалъ, но не учился наблюдать и созерцать; и все чтеніе его было безплодно и насильственно. Онъ былъ типичный полу-интеллигентъ, усвоившій себѣ укладъ сектанта-начетчика. /с. 508/ И если умъ есть сила сужденія (самостоятельнаго сужденія) вырастающаго изъ индукціи и интуиціи, то умъ его всю жизнь спалъ. Онъ жилъ чужою озлобленною и противоестественною химерою, которая родилась изъ зависти и властолюбія, и которую радикальные полу-интеллигенты Европы вотъ уже сто лѣтъ принимаютъ за послѣднее слово соціальной мудрости. Нуженъ былъ провалъ во всероссійскій голодъ и хаосъ 1920–1921 года; нужно было возстаніе кронштадтскихъ матросовъ, чтобы былъ поставленъ растерянный и безпомощный вопросъ о «новой экономической политикѣ». И вотъ «умъ» Ленина «проснулся» только подъ самый конецъ его жизни, когда люэсъ головнаго мозга «развинтилъ» его твердокаменные трафареты. Тогда онъ безсвязно признался, что нелѣпо вводить коммунизмъ въ жизнь полуграмотнаго народа, что «головка» его партіи ничего не стоитъ, что соціализмъ есть просто «кооперація»+«электрофикація» и ушелъ изъ жизни недопроснувшимся къ мысли и къ духовной жизни злодѣемъ.

Дедуктивное мышленіе сраслось въ этомъ злополучномъ человѣкѣ съ сифилитической паранойей. Паранойя есть тяжкая душевная болѣзнь, при которой человѣкъ не видитъ внѣшнюю живую дѣйствительность, какъ она есть, а пребываетъ въ химерахъ и галлюцинаціяхъ. О паранойѣ у Денина московскіе ученые говорили до его открытаго заболѣванія. Одинъ видный экономистъ писалъ ему въ 1919 году въ Кремль: «вы сифилитизировали Россію спирохетами лѣни и жадности». Другіе говорили открыто, что Ленинъ живетъ марксистскими бредовыми идеями; что онъ хорошо понимаетъ только шкурника и деморализованнаго негодяя въ человѣческой душѣ и на нихъ то и «дѣлаетъ ставку»; но что здоровой творческой, религіозно осмысленной и духовно мощной стихіи человѣческой души онъ не видитъ совсѣмъ. «Міръ», съ которымъ онъ считался, былъ его бредовой міръ, выкроенный по Марксу. Въ этомъ мірѣ не было ни добра, ни чести, ни благородства. И самъ онъ жилъ звѣринымъ чутьемъ, волевымъ властолюбіемъ и выдумками Карла Маркса. И нужна была вся духовная слѣпота нашихъ дней, чтобы объявить его «планетарнымъ геніемъ» или провозгласить его (подобно католику Гуріану) «величайшимъ педагогомъ исторіи».

Тотъ, кто жилъ подъ большевиками и наблюдалъ, тотъ, кто проходилъ черезъ коммунистическіе пайки, распредѣлители и уплотненія, кто на собственномъ опытѣ извѣдалъ чекистскіе допросы и тюрьмы — тотъ чувствовалъ себя непрерывно во власти неистовой догмы, рожденной изъ безбожія, зависти, нигилизма и властолюбія. Доктрина мести, уравненія и коллективизаціи пронизываетъ и донынѣ всю эту революціонно-бюрократическую машину. Доктрина же эта должна быть принята на вѣру, въ слѣпую. А для этого первымъ и основнымъ условіемъ было сложившееся и окаменѣвшее безбожіе въ душахъ людей: вѣра въ Бога угасла; вѣра осталась пустою и ждала новаго «откровенія»; и это новое «откровеніе» пришло въ видѣ дедуктивной человѣческой выдумки, подброшенной ослѣпшимъ народамъ въ образѣ «научнаго марксизма», «діамата», «истмата», «ленинизма», «сталинизма» и прочихъ противоестественныхъ и гибельныхъ изобрѣтеній, — сущее торжество глупости надъ мудростью...

Понятно, что вѣровать во всѣ эти выдумки ни одинъ человѣкъ съ живымъ духомъ и образованіемъ не могъ. Это есть вѣра для полуинтел/с. 509/лигента или почти-не-интеллигента, для «раба отъ природы». И изумленіе коммунистовъ на съѣздахъ, подсчитавшихъ свои умственныя силы и пришедшихъ къ самымъ плачевнымъ выводамъ (см. «Н. З.» № 186–187), производитъ донынѣ траги-комическое впечатлѣніе... Не могли же эти полуобразованные фанатики воображать, что за ихъ озлобелнными и разрушительными теоріями пойдутъ духовно-живые и образованные люди!... Конечно, «сила солому ломитъ»; и съ самаго начала находились такіе, которые ради прокормленія или карьеры притворялись коммунистами и бормотали, или даже выкликали громко ихъ пошлости. И какъ быстро все мѣнялось въ такомъ человѣкѣ: вотъ, онъ уже избѣгаетъ встрѣчъ съ нами и не смотритъ намъ въ глаза; на окаменѣвшей шеѣ не повертывается свободно лживая голова; слова его стали партійно-трафаретными; поступки — двусмысленно-фальшивыми; онъ внутренно презираетъ самъ себя, и скрываетъ это отъ себя самого, и боится, что мы замѣтимъ въ немъ эти добровольно принятыя имъ рабскія черты. А партійные не вѣрятъ ему, не уважаютъ его, отнюдь не считаютъ его «своимъ» и только пользуются имъ какъ полезнымъ наймитомъ — впредь до нежданнаго ареста и разстрѣла. Но такіе перебѣжчики — не коммунисты: они симулянты изъ корыстныхъ побужденій, холопы поработителей, человѣческіе обмылки... И ихъ образованность только оттѣняетъ низкій умствненый уровень настоящаго коммунистическаго «кадра»...

Итакъ, вотъ общая и основная черта, свойственная коммунистамъ въ Россіи и на западѣ: это люди, утратившіе вѣру въ Бога и неспособные къ самостоятельному мышленію, изслѣдованію и міросозерцанію. Ихъ мышленіе авторитарно; полуобразованные или почти-необразованные — эти люди разъ навсегда заполнили свою умственную пустоту чужими трафаретными формулами. Въ этомъ ихъ жуткое сходство съ націоналъ-соціалистами, заучившими формулы Хитлера. Но за этимъ на западѣ стоитъ еще многосотлѣтняя подготовка католицизма, принципіально пріучавшаго своихъ адептовъ къ мышленію авторитарному, гетерономному (т. е. чужезаконному) и покорному.

Вторая, общая и основная черта всѣхъ коммунистовъ: это люди, чувствующіе себя обойденными, неустроенными, подавленными, и не прощающіе этого никому; они предрасположены къ зависти, ненависти и мести, и ждутъ только, чтобы имъ указали, кого имъ ненавидѣть, преслѣдовать, истреблять и замучивать. Католики учили такихъ людей столѣтіями: истреблять и замучивать надо инославныхъ (мавровъ въ Испаніи, протестантовъ повсюду, православныхъ, гдѣ только возможно) и еретиковъ. Марксъ указалъ на буржуазію, какъ на классъ. Хитлеръ перевелъ направленіе на евреевъ и на людей «низшей расы». Итакъ, коммунисты суть люди съ изголодавшимся чувствомъ мести и окаменѣвшимъ отъ ненависти сердцемъ.

Третья общая черта всѣхъ коммунистовъ: это люди жаждущіе власти, господства, командованія, соціальнаго и политическаго первенства. Эта потребность въ нихъ настолько сильна, что они освобождаютъ себя отъ всякихъ законовъ и удержей. Политическая лояльность для нихъ не существуетъ: на то они и революціонеры. Уголовные законы имъ не импонируютъ; преступленія ихъ не пугаютъ (вспомнимъ убійство С. Т. Морозова; экспропріаціи Сталина на Кавказѣ; вѣчныя похи/с. 510/щенія людей въ Европѣ; самовольный разстрѣлъ Бенито Муссолини и др.). Законы о собственности составляютъ главный предметъ ихъ революціоннаго нападенія. «Морально» для нихъ то, что полезно ихъ партіи (партійный утилитаризмъ). Патріотическая вѣрность имъ смѣшна. И государственное правленіе ихъ, построенное на террорѣ, попираетъ всѣ законы совѣсти, чести и человѣчности. Все это можно было бы выразить такъ: это люди, инстинктивно разнузданные и дерзающіе, душевно ожесточившіеся, а духовно смертвѣвшіе. Или иначе: біологически это индивидуализированные люди, а духовно — полу-люди, опустившіеся на низшую ступень первобытнаго всесмѣшенія.

Естественно, что тоталитарное государство становится для нихъ основной формой политическаго бытія. Оно даетъ имъ сразу: плѣнъ мысли, порабощеніе воли; развязаніе зависти, ненависти и мести; упоеніе грабежомъ и произволомъ; санкцію безбожія и всяческое первенство. Оно даетъ имъ иллюзію всемогущества, за которою скрывается подлинное рабство — рабство вверхъ и рабовладѣніе внизъ.

Устанавливая это все, мы отнюдь не закрываемъ себѣ глаза на то, что среди коммунистовъ можно найти салонныхъ болтуновъ, безпочвенныхъ снобовъ, сентиментальныхъ глупцовъ, довѣрчивыхъ слѣпцовъ, извращенныхъ мужчинъ и женщинъ, устраивающихся «попутчиковъ», временно примкнувшихъ представителей національныхъ меньшинствъ, людей безъ убѣжденій, неистово симулирующихъ фанатическую убѣжденность и т. д. Но это все — человѣческій наплывъ, полая вода революціонной эпохи. Это не они «дѣлаютъ коммунизмъ»; они только «примазываются» и «обслуживаютъ». Главный кадръ партіи терпитъ ихъ, но не цѣнитъ.

А главный кадръ партіи вербуется изъ претенціозныхъ полуинтеллигентовъ и неудачниковъ всѣхъ сортовъ и классовъ. Сюда идутъ «обиженные» народные учителя; мелкіе газетные сотрудники; бездарные писатели (вродѣ Луначарскаго); неустроившіеся техники; извергнутые изъ сана священники (вродѣ Горева–Галкина); скомпрометированные полу-уголовные типы; верхній слой честолюбивыхъ рабочихъ; содержатели дурныхъ заведеній; недоучившіеся студенты и т. д. Словомъ, вся та отбившаяся и выброшенная соціальная пыль, которую создаетъ капиталистическій строй, пролетаризируя людей и не устраивая ихъ, раздражая ихъ властью, комфортомъ и роскошью, и оставляя ихъ въ лишенцахъ. Къ этой «соціальной пыли» принадлежитъ и ее дополняетъ тотъ кадръ профессіональныхъ преступниковъ, который въ Америкѣ носитъ названіе «гангстеровъ», во Франціи именуется «апашами», въ совѣтскомъ государствѣ — «урками». Русская императорская уголовная полиція успѣшно боролась съ опасностью, которую этотъ кадръ представлялъ собою въ общественной жизни; коммунистическая революція впитала въ себя обширный составъ этого кадра. И только позднѣйшая исторія установитъ размѣры его участія въ злодѣяніяхъ коммунизма, какъ въ Россіи, такъ и въ Европѣ.

 Источникъ: Профессоръ И. А. Ильинъ. Наши задачи: Статьи 1948-1954 г.г. Томъ II. — Парижъ: Изданіе Русскаго Обще-Воинскаго Союза, 1956. — С. 506-510.