"ГАГАУЗИЯ ПРАВОСЛАВНАЯ". Церковный сайт из Конгаза

(В) Воскресная школа

Нужны ли воскресные школы, почему Церковь – не русская и не греческая и что такое абсолютное счастье – мы обсудили с иереем Михаилом Владимировым, настоятелем храма Святой Живоначальной Троицы в США. Здесь дети не мешают взрослым, прихожане не портят красоту богослужения и каждый может ощутить себя «поющим Богу песнь».

Дети не могут помешать в храме

Идет служба. Мальчик лет трех-четырех залез под центральный аналой и с задорной улыбкой смотрит на окружающих. Люди приветливо улыбаются в ответ и продолжают молиться. В это время другой ребенок сосредоточенно сковыривает воск с подсвечника. Кажется, детям здесь спокойно, они не ждут окриков и нагоняев. В теплое время года детвору чаще можно увидеть на ступеньках храма или в небольшом радиусе вокруг него. При этом двери церкви открыты настежь, наружу отчетливо доносятся звуки богослужения, со ступенек прекрасно видны иконостас, священнослужители и все происходящее внутри. К причастию все возвращаются в церковь.

– Отец Михаил, на службах в вашем храме практически всегда есть дети. Они не мешают?

– Дети вообще не могут помешать на службе. На мой взгляд, если тебе может помешать ребенок в храме, то, значит, ты сам не в храме. Если ты сосредоточен на том, что происходит на литургии, ребенок тебе мешать не может. Однажды во время Великого Входа через Царские врата вслед за нами в алтарь забежал мальчик трех лет. Он очень внимательно посмотрел, что мы делаем, постоял рядом, потом увидел, что на него не обращают внимания, и сам вышел обратно к родителям. Можно расценить это как недопустимое поведение в храме. А можно увидеть и то, что ребенок устремился за Христом, реально включившись в богослужение. Может быть, это первый вход в алтарь будущего патриарха.

Дети должны быть в храме. А если они не могут удержать свой язык, то в этом нет ничего страшного. Мы не должны быть фарисеями – ведь каждый взрослый знает, что, находясь на Литургии, он не может весь час удержать свое внимание только на Литургии, он постоянно мыслями куда-нибудь отвлекается. То есть взрослый делает то же самое, что и ребенок.

Единственное, чем он отличается от ребенка, это то, что он это не делает вслух.

 

– Важный и непростой вопрос – детская исповедь. К сожалению, очень часто она сводится к формальности. Ребенок не знает, что сказать и зачем вообще что-то говорить. При этом священник устал, к нему на исповедь еще длинная очередь, а причастие вот-вот начнется. Сил и времени разговаривать с ребенком нет. А как в вашем приходе выстроена практика детской исповеди?

– Для начала скажу про исповедь в целом. Колоссальные споры, которые ведутся в последнее время, нужно ли исповедоваться каждый раз перед причастием. Я считаю, что исповедь и причастие между собой не связаны. Конечно, хорошо, когда человек перед причастием исповедуется. Но важно понимать, что закрывает путь к причастию – это смертные грехи. В этом случае, конечно, нужно серьезно исповедаться перед причастием и быть готовым к возможной епитимье. Если же человек не совершает смертных грехов, то рассказывать каждую неделю про то, что он плохо думает про свою тещу, которая умерла десять лет назад, не стоит.

Я стараюсь у людей пробудить идею сознательной исповеди, когда они рассказывают, что им реально мешает при встрече с Богом. А это каждый человек знает сам, если, конечно, он об этом задумывается. И нужно пробудить желание об этом задумываться.

Подход к детской исповеди такой же, но с детьми намного сложнее, потому что сначала с ними нужно установить контакт. С детьми, которые сюда приезжают, я стараюсь проводить максимальное количество времени. В пятницу и субботу мы с ними общаемся, ходим в лес, чистим ручьи, ловим рыбу, играем дома. Важно, чтобы они увидели в священнике не какое-то чудо в рясе, а близкого им человека.

Если посмотреть в прошлое, то раньше русский священник вместе со своими прихожанами пахал, ловил рыбу, заготавливал дрова. Священник был рядом с родителями детей, и дети в обыденной жизни были рядом со священником. Для них было естественно общаться с ним. А не как сейчас – родители подталкивают ребенка к священнику, у ребенка подкашиваются ноги, и он не знает, о чем говорить. Поэтому, на мой взгляд, перед тем, как священник будет исповедовать ребенка, он должен представиться ребенку, открыться перед ним, сделаться для ребенка доступным. Это очень важно.

Даже в Свято-Николаевском соборе детей из воцерковленных семей я старался не исповедовать лет до восьми – восьми с половиной. Но при этом просил родителей раз в две-три недели подводить ко мне ребенка после службы, чтобы мы могли просто спокойно поговорить. Мы с детьми садились на ступеньки амвона, возле того места, где я обычно исповедовал, и просто с ними разговаривали о школе, о друзьях, о храме, об иконах. Общение с ребенком – это, наверное, самая тяжелая работа, которую мне доводилось выполнять как священнику, но при этом и самая ответственная и необходимая.

Вообще, реальная исповедь начинается только в период полового созревания. До этого времени – это просто диалог. А вот когда начинаются гормональные проблемы и когда человек начинает пытаться ощущать себя как личность в этом мире, вот тогда исповедь приобретает другое значение. В этом возрасте ребенок пробует, что можно, что нельзя, у него формируется предел дозволенного и точка отсчета. Именно во время исповеди и духовной беседы священник может помочь ребенку правильно расставить ориентиры на всю оставшуюся жизнь.

– А воскресная школа в этом как-то может помочь?

– Я категорически против воскресных школ.

– Почему?

– В своей практике я не встречал ни одного ребенка, который в пятнадцать-двадцать лет мог бы вспомнить то, чему его учили в воскресной школе. Как индивидуально работать с ребенком, я имею какое-то представление, а вот как создать такую воскресную школу, которая подготовит ребенка к сознательному принятию веры в шестнадцать-двадцать лет, я не знаю.

Вообще, говоря о воскресной школе, нужно прежде всего определить, какова ее задача: научить детей петь, рисовать и читать стишки к очередному празднику или заучить определения из катехизиса? Что касается стишков и конкурсов рисунков, на мой взгляд, это приучает ребенка к «церковному украшательству» вместо понимания сути совершающегося в храме. Если говорить о заучивании катехизиса, который ребенок понять в этом возрасте не в состоянии, то это как изучение «Евгения Онегина» в четырнадцать лет – только чтобы отбить на всю жизнь любовь к классической литературе.

– В некоторых храмах, в которых занятия проводятся во время воскресной литургии, целью школы является также занять ребенка, чтобы он не мешал на службе.

– Правильно. Так и есть. Но вот эта задача – занять ребенка, чтобы он не мешал на литургии родителям и всем вокруг, обладает обратной стороной – воспитание у ребенка неуважительного отношения к литургии. Ведь дети, которые сидят в школе и знают, что в это время идет служба, привыкают к мысли о том, что литургия неважна, незначима. Это происходит на подсознании.

– В некоторых церквях я могу наблюдать картину, когда учеников воскресной школы строем приводят в храм за несколько минут до причастия, проводят их без очереди к исповеди, там священник их всех одновременно покрывает епитрахилью. Затем тем же строем они идут к Царским вратам. Пока врата закрыты, дети, конечно, шалят немного, разговаривают и играют друг с другом, за что то и дело получают замечания от учителей.

– Это катастрофа глобального масштаба. Этого делать нельзя. Исповедь и Причастие не могут быть «строем». Вообще, никого никогда нельзя даже подталкивать к принятию Таинств. Это должно быть осознанным индивидуальным желанием, и ребенка надо к этому приучать с первых шагов в Церкви. Вопрос, как это сделать? Я всегда думаю, что только собственным родительским примером.

Рецепт абсолютного счастья

– К вам часто приезжают супруги, у которых возникли проблемы в семейной жизни. Они ищут помощи, совета. Как это обычно происходит? Вы садитесь вместе за круглый стол, и они рассказывают о своих взаимных обидах и претензиях?

– Если на выходных должна приехать семья, которая близка к разводу, то всем остальным на эти выходные я отказываю. Когда такая семья приезжает, мы сидим и часами разговариваем. Я всегда стараюсь дать возможность супругам высказать все претензии друг к другу, а потом мы идем в храм и проходим с ними все венчание, объясняя и обсуждая каждый шаг этого таинства. Потому что православное венчание имеет невероятную глубину и смысл. Если вникнуть в то, о чем молится священник во время венчания, если внимательно отнестись к каждому передвижению по храму и каждому движению, которое совершают священник и молодожены во время таинства, то это практически прообраз христианской семейной жизни, которому нужно следовать. Если этой схеме следовать, то у вас будут счастливый брак и счастливые дети.

Обычно такой разбор занимает более двух часов. Вначале я вывожу людей из храма и стою вместе с ними перед дверью. Здесь я прошу их вспомнить, почему они решили создать семью. Потом мы входим в храм и разбираем молитву за молитвой, сопоставляя то, что сегодня происходит в их жизни, с тем, какой она должна была бы быть. Начиная от входа в храм, мы заканчиваем перед Царскими вратами. Естественно, Царские врата не открываются, фелонь я не надеваю. Мы ни в коем случае не играем в Таинство, но мы стараемся вместе понять его сущность. Безусловно, такой разбор должен делаться перед венчанием. Но, к сожалению, пока гром не грянет… Очень часто такой анализ семейной жизни останавливает людей в их желании развестись и помогает им найти вопрос не «почему», а «зачем» они сочетались браком.

Иногда приходится разбирать конфликты родителей и детей. И их я тоже стараюсь приводить в храм, потому что разбирать эти вопросы там значительно легче и правильнее, чем сидя за круглым столом.

Ведь я не психолог, чтобы заниматься психотерапией. Но я знаю, что то, что Господь говорит нам во время таинства брака и таинства крещения, мы должны делать в нашей жизни.

Другое дело, что люди настолько сфокусированы на внешней стороне обряда, что не слышат того, что произносится во время Таинства, а если слышат, то не понимают, а если понимают, то забывают. Нужно просто напомнить.

– На сайте центра Иннокентия Московского написано, что сегодня наблюдается утрата понимания смысла церковной жизни, и одна из целей центра – попытка хотя бы частично это исправить. А вот что такое церковная жизнь?

– Церковная жизнь – это, безусловно, богослужение. Но не может же человек всю жизнь стоять в храме? И если он не находится в храме, то значит ли это, что у него неминуемо произойдет раздвоение жизни? Все зависит от того, как мы понимаем слово «богослужение».

Возьмем для примера нашу повседневную жизнь. Большинство из нас где-то работает. И вот в какой-то момент человек чувствует, что у него в жизни возникли непреодолимые проблемы: не хватает денег, проблемы со здоровьем, с жильем и т.д. Человек сначала терпит, а потом решается на последний шаг.

Он идет к директору своего завода и говорит: «У меня трое детей и не хватает денег, чтобы собрать их в школу, не хватает денег на одежду, живем мы впятером в одной комнате, да еще жена заболела. Уважаемый Иван Иванович, повысьте мне, пожалуйста, зарплату, помогите с хорошей медицинской страховкой, помогите с путевкой в санаторий для жены, выделите мне заводскую жилплощадь. И еще меня на работе начальник цеха совсем заел».

Директор говорит: «Я знаю, что ты хороший работник, и все сделаю для тебя. А ты теперь иди и в другом цеху работай для меня еще лучше». Человек выходит от директора и ради него готов теперь горы свернуть. И сворачивает каждый день своей жизни. Парадокс заключается в том, что, когда он был в кабинете у директора, директор служил своему сотруднику. А вот когда человек закрыл дверь кабинета и пошел в цех, то он служит директору. Те просьбы, которые только что озвучивались в кабинете директора, – это практически просительная ектенья, которую мы произносим в храме.

Когда мы в храме, Христос служит нам, а не мы Ему. Он не только выслушивает все наши просьбы и обещает их исполнить, но Он дает нам и знания, и жизнь, и Свои Тело и Кровь.

В конце службы священник произносит: «С миром изыдем», что значит – мы получили все, и теперь наш дух должен быть мирным, нам не о чем больше волноваться. Мы должны просто выйти из храма, и там, за дверью храма, служить Тому, Кто дал нам все. Я считаю, что богослужение для каждого члена Церкви начинается в момент, когда он выходит из храма. Совершать это богослужение и есть смысл церковной жизни. Церковная жизнь – это не два часа по воскресеньям, это 24 часа 7 дней в неделю.

– А как служить Богу?

– Любой человек на работе знает, что он должен выполнять инструкции, которые ему даны. И каждое решение принимать, учитывая данные инструкции. До того, как человек примет решение, он должен подумать, как он потом за это решение будет отчитываться перед своим начальником. Вот так же должен жить и христианин – думать, как он потом будет отчитываться за свои решения перед Богом. Главная инструкция у нас простая – ничего не делать без любви. Это условие должно предотвратить огромное количество наших ошибок.

Основное в служении Богу – помнить, что каждую минуту своей жизни ты стоишь перед лицом Божиим. И следовать Божиим заповедям не от страха, что тебя накажут, а от страха, что Господь Свое лицо от тебя отвернет. Это разный страх – в одном случае страх наказания, в другом – страх потери любимого.

У меня есть убеждение, что богослужение – это не абстрактная, а очень конкретная любовь к Богу. Начинается она с любви к ближнему, потому что если ты не любишь ближнего, то Бога ты никогда любить не будешь, это аксиома. А причина этого проста. Христос говорит, что внутри каждого человека есть Царствие Божие. Если ты отрекаешься от какого-то ближнего, то это значит, что ты отрекаешься как минимум от какой-то части Царствия Божия. Соответственно, ты не можешь уже больше служить Богу, если ты от Царствия Его отрекся. Поэтому нужно научиться любить ближнего. А это одна из самых больших проблем, которые существуют у человека в жизни.

Господь дает две заповеди любви. Вторая как раз относится к окружающим нас людям – «возлюби ближнего твоего как самого себя». Казалось бы, очень просто, но есть важное условие. Оно в том, что это вторая заповедь, подобная первой. А первая – «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим». Подобие всегда предполагает, что известен оригинал. Если ты не знаешь оригинала, то подобия быть не может. Соответственно, если ты не любишь Бога, не любишь Царствия Небесного, которое есть в каждом человеке, то ты никогда не полюбишь ближнего. Если смотреть на каждого человека поверхностно, то человека можно только ненавидеть, ведь каждый человек хоть когда-то ругается, чем-то недоволен, сплетничает, делает гадости и так далее. Но ты должен увидеть в нем Царствие Небесное, это значит, что ты любишь Господа. И вот тогда ты уже начинаешь любить и человека со всеми его немощами, от которых он сам страдает больше, чем окружающие.

Когда приходит это осознание, в особенности в отношении твоего врага, ты обретаешь абсолютное счастье. Да, абсолютное счастье – когда ты в своем враге видишь страдающего человека и сочувствуешь ему. Это момент, когда у тебя крылья вырастают за спиной.

– Но ведь Царствие Небесное внутри себя еще стяжать нужно? Это потенциал, который нужно в себе реализовать.

– Христос говорит: «И стоят тут некоторые, которые увидят Царствие Божие, пришедшее в силе, еще не вкусив смерти». Многие неправильно трактуют эти слова, понимая их таким образом, что люди живыми будут забраны на небо и увидят Царствие Божие, не умирая. Это совершенно не так. Христос говорил о тех людях, которые увидят Царствие Божие внутри себя во всей его полноте, силе и во всем его цвете. И это Царствие Божие полностью затмит этот мир, вместе со смертью и со всем остальным.

Если мы говорим о цели церковной жизни, то она как раз и состоит в том, чтобы научиться видеть в себе и во всех остальных людях Царствие Божие. Если ты видишь Царствие Божие в каждом окружающем тебя человеке, то, значит, Царствие Божие пришло к тебе самому в полной силе.

Лучше быть нужным, чем свободным

– Отец Михаил, а как ваша супруга и дети относятся к тому, что приходится постоянно принимать посторонних людей, что двери дома всегда открыты?

– Священником быть значительно легче, чем его женой. Не зря, когда священника рукополагают, то его жена должна встретиться с епископом и дать свое согласие на рукоположение. Это очень тяжелая вещь. Во-первых, потому что женщина должна согласиться, что ее муж принадлежит не ей. Она должна согласиться, что муж венчан не только с ней, но и с Церковью, это тяжело. Она должна согласиться, что в любой момент ее муж может отказаться от общения с ней ради общения с другим человеком, который, например, вдруг позвонил. И после этого он ей никогда не расскажет, о чем они говорили, и может даже не сказать, кто звонил.

Кроме того, для жены вообще тяжело знать, что муж обладает некоей информацией, которой он с ней никогда не поделится, я имею в виду не только исповедь. И ей не так просто понять и принять то, что ее муж относится к людям совершенно не так, как они того заслуживают с точки зрения большинства окружающих.

Ведь священник видит человека не так, как его видят другие, потому что, когда ты слышишь исповедь человека, видишь его страдания и муки, ты не можешь его не полюбить, каким бы он ни выглядел со стороны. В этом смысле священник обладает благодатью Божией, потому что он видит человека изнутри, а жена при этом должна отключить свое собственное восприятие и полюбить этих людей, только доверяясь своему мужу.

Ситуация, в которой находится моя жена, еще тяжелее. Потому что дом открыт для совершенно разных людей. И никто не спрашивает о ее настроении. Но если бы жена меня не поддерживала, я бы никогда двери дома не открыл.

– А дети как к этому относятся?

– Спокойно. Они верят отцу. Если отец говорит, что это нужно, значит, так и есть.

– Отец Михаил, Свято-Николаевский собор в Нью-Йорке, в котором вы раньше служили, как и все крупные городские храмы, каждый день видит большое количество новых людей, многие из которых, поставив свечку или написав записку, уходят и никогда не возвращаются. Сюда же, в центр Иннокентия Московского, приезжают только те, кто к своей духовной жизни относится серьезно, но эти люди привозят с собой свою боль, проблемы, сомнения, и эту боль с ними нужно разделить. Где священнику служить легче?

– В Николаевском соборе я себя чувствовал востребованно на сто процентов. И я считаю, что одна из самых больших трагедий моей жизни – это то, что мне пришлось оттуда уйти. Но здесь я тоже чувствую себя востребованным, когда приезжают люди, которым я могу помочь. Просто если в соборе я иногда проводил по восемь-девять часов на исповеди в воскресенье, то здесь я провожу с людьми целый день, просто общаясь с ними.

Востребованность есть, поэтому я себя считаю абсолютно счастливым человеком, ведь один из главных принципов моей жизни – это «лучше быть нужным, чем свободным», как говорится в одной бардовской песне. К счастью, я себя чувствую нужным, а не свободным.

https://www.pravmir.ru